Во славном-то было Нове-городе. Василий буслаев в былинах Бой с новгородцами

Жил Буславьюшка – не старился,
Живучись, Буславьюшка преставился.

Оставалось у Буслава чадо милое,
Милое чадо рожоное,
Молодой Васильюшка Буславьевич.

Стал Васенька на улочку похаживать,
Не легкие шуточки пошучивать:
За руку возьмет – рука прочь,
За ногу возьмет – нога прочь,
А которого ударит по горбу
Тот пойдет, сам сутулится.

И говорят мужики новгородские:

Тебе с этою удачей молодецкою

Идет Василий в широкие улочки,
Не весел домой идет, не радошен,


«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное,
Молодой Васильюшка Буславьевич!
Что идешь не весел, не радошен?
Кто же ти на улушке приобидел?» –
«А никто меня на улушке не обидел.

Я кого возьму за руку – рука прочь,
За ногу кого возьму – нога прочь,
А которого ударю по горбу
Тот пойдет, сам сутулится.

А говорили мужики новгородские,
Что мне с эстою удачей молодецкою
Наквасити река будет Волхова».

И говорит мать таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Прибирай ка себе дружину хоробрую,
Чтоб никто ти в Новеграде не обидел».

И налил Василий чашу зелена вина,
Мерой чашу полтора ведра,
Становил чашу середи двора
И сам ко чаше приговаривал:
«Кто эту чашу примет одной рукой
И выпьет эту чашу за единый дух,
Тот моя будет дружина хоробрая!»
И садился на ременчат стул,
Писал скорописчатые ярлыки,
В ярлыках Васенька прописывал:
«Зовет жалует на почестен пир»;
Ярлычки привязывал ко стрелочкам
И стрелочки стрелял по Новуграду.

И пошли мужики новгородские
Из тоя из церквы из соборныя,
Стали стрелочки нахаживать,
Господа стали стрелочки просматривать:
«Зовет жалует Василий на почестен пир».

И собиралися мужики новгородские увалами,
Увалами собиралися, перевалами,
И пошли к Василью на почестен пир.

И будут у Василья на широком на дворе,
И сами говорят таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Мы теперь стали на твоем дворе,
Всю мы у тя еству выедим
И все напиточки у тя выпьем,
Цветно платьице повыносим,
Красно золото повытащим».

Этыя речи ему не слюбилися.

Выскочил Василий на широкий двор,

И зачал Василий по двору похаживати,
И зачал он вязом помахивати:
Куда махнет – туда улочка,
Перемахнет – переулочек;
И лежат то мужики увалами,
Увалами лежат, перевалами,
Набило мужиков, как погодою.

И зашел Василий в терема златоверхие:
Мало тот идет, мало новой идет
Ко Васильюшке на широкий двор,
Идет то Костя Новоторжанин
Ко той ко чаре зелена вина
И брал то чару одной рукой,
Выпил эту чару за единый дух.

Хватал то Василий червленый вяз,
Как ударил Костю то по горбу.

Стоит то Костя – не крянется,

«Ай же ты, Костя Новоторжанин!
Будь моя дружина хоробрая,

Идет то Потанюшка Хроменький
Ко Василью на широкий двор,
Ко той ко чаре зелена вина,
Брал то чару одной рукой
И выпил чару за единый дух.

Как выскочит Василий со новых сеней,
Хватал то Василий червленый вяз,
Ударит Потанюшку по хромым ногам:
Стоит Потанюшка – не крянется,
На буйной голове кудри не ворохнутся.

«Ай же Потанюшка Хроменький!
Будь моя дружина хоробрая,
Поди в мои палаты белокаменны».

Мало тот идет, мало новой идет,
Идет то Хомушка Горбатенький
Ко той ко чаре зелена вина,
Брал то чару одной рукой
И выпил чару за единый дух.

Того и бить не шел со новых сеней:
«Ступай ка в палаты белокаменны
Пить нам напитки сладкие,
Ества то есть сахарные,
А бояться нам в Новеграде некого!»
И прибрал Василий три дружины в Новеграде.

И завелся у князя новгородского почестен пир
На многих князей, на бояр,
На сильных могучиих богатырей.

А молодца Василья не почествовали.

Говорит матери таковы слова:
«Ай же ты, государыня матушка,
Честна вдова Авдотья Васильевна!
Я пойду к князьям на почестен пир».

Возговорит Авдотья Васильевна:
«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное!
Званому гостю место есть,
А незваному гостю места нет».

Он, Василий, матери не слушался,
А взял свою дружину хоробрую
И пошел к князю на почестен пир.

У ворот не спрашивал приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Прямо шел во гридню столовую.

Он левой ногой во гридню столовую,
А правой ногой за дубовый стол,
За дубовый стол, в большой угол,
И тронулся на лавочку к пестно углу,
И попихнул Василий правой рукой,
Правой рукой и правой ногой:
Все стали гости в пестно углу;
И тронулся на лавочку к верно углу,
И попихнул левой рукой, левой ногой:
Все стали гости на новых сенях.

Другие гости перепалися,
От страху по домам разбежалися.

И зашел Василий за дубовый стол
Со своей дружиною хороброю.

Опять все на пир собиралися,
Все на пиру наедалися,
Все на почестном напивалися,
И все на пиру порасхвастались.

Возговорил Костя Новоторжанин:
«А нечем мне ка, Косте, похвастати;
Я остался от батюшки малешенек,
Малешенек остался и зеленешенек.

Разве тым мне, Косте, похвастати:
Ударить с вами о велик заклад
О буйной головы на весь на Новгород,
Окроме трех монастырей – Спаса преображения,
Матушки Пресвятой Богородицы,
Да ещё монастыря Смоленского».

Ударили они о велик заклад,
И записи написали,
И руки приложили,
И головы приклонили:
«Идти Василью с утра через Волхов мост;
Хоть свалят Василья до мосту,
– Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову;
Хоть свалят Василья у моста,
Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову;
Хоть свалят Василья посередь моста,
Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову.

А уж как пройдет третью заставу,
Тожно больше делать нечего».

И пошел Василий со пира домой,
е весел идет домой, не радошен.

И стречает его желанная матушка,
Честна вдова Авдотья Васильевна:
«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное!
Что идешь не весел, не радошен?»
Говорит Васильюшка Буславьевич:
«Я ударил с мужиками о велик заклад:
Идти с утра на Волхов мост;
Хоть свалят меня до моста,
Хоть свалят меня у моста,
Хоть свалят меня посередь моста,
Вести меня на казень на смертную,
Отрубить мне буйну голову.

А уж как пройду третью заставу,
Тожно больше делать нечего».

Как услышала Авдотья Васильевна,
Запирала в клеточку железную,
Подперла двери железные
Тым ли вязом червленыим.

И налила чашу красна золота,
Другую чашу чиста серебра,
Третью чашу скатна жемчуга,
И понесла в даровья князю новгородскому,
Чтобы простил сына любимого.

Говорит князь новгородский:
«Тожно прощу, когда голову срублю!»
Пошла домой Авдотья Васильевна,
Закручинилась пошла, запечалилась,
Рассеяла красно золото, и чисто серебро,
И скатен жемчуг по чисту полю,
Сама говорила таковы слова:
«Не дорого мне ни золото, ни серебро, ни скатен жемчуг.

А дорога мне буйная головушка
Своего сына любимого,
Молода Васильюшка Буслаева».

И спит Василий, не пробудится.

Как собирались мужики увалами,
Увалами собирались, перевалами,
С тыми шалыгами подорожными;
Кричат они во всю голову:
Ступай ка, Василий, через Волхов мост,
Рушай ка заветы великие!
И выскочил Хомушка Горбатенький,
Убил то он силы за цело сто,
И убил то он силы за другое сто,
Убил то он силы за третье сто,
Убил то он силы до пяти сот.

На смену выскочил Потанюшка Хроменький
И выскочил Костя Новоторжанин.

И мыла служанка, Васильева портомойница,
Платьица на реке на Волхове;
И стало у девушки коромыселко поскакивать,
Стало коромыселко помахивать,
Убило силы то за цело сто,
Убило силы то за другое сто,
Убило силы то за третье сто,
Убило силы то до пяти сот.

И прискочила ко клеточке железные,
Сама говорит таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Ты спишь, Василий, не пробудишься,
А твоя то дружина хоробрая
Во крови ходит, по колен бродит».

Со сна Василий пробуждается,
А сам говорит таковы слова:
«Ай же ты, любезная моя служаночка!
Отопри ка дверцы железные».

Как отперла ему двери железные,
Хватал Василий свой червленый вяз
И пришел к мосту ко Волховскому,
Сам говорит таковы слова:
«Ай же любезная моя дружина хоробрая!
Поди тко теперь опочив держать,
А я теперь стану с ребятами поигрывать».

И зачал Василий по мосту похаживать,
И зачал он вязом помахивать:
Куда махнет – туда улица,
Перемахнет – переулочек;
И лежат то мужики увалами,
Увалами лежат, перевалами,
Набило мужиков, как погодою.

И встрету идет крестовый брат,
Во руках несет шалыгу девяноста пуд,
А сам говорит таковы слова:
«Ай же ты, мой крестовый брателко,

На своего крестового брата не наскакивай!
Помнишь, как учились мы с тобой в грамоты:
Я над тобой был в то поры больший брат,
И нынь то я над тобой буду больший брат».

Говорит Василий таковы слова:
«Ай же ты, мой крестовый брателко!
Тебя ля черт несет навстрету мне?
А у нас то ведь дело деется,
Головами, братец, играемся».

И ладит крестовый его брателко
Шалыгой хватить Василья в буйну голову.

Василий хватил шалыгу правой рукой,
И бил то брателка левой рукой,
И пинал то он левой ногой,
Давно у брата и души нет;
И сам говорил таковы слова:
«Нет на друга на старого,
На того ли на брата крестового,
Как брат пришел, по плечу ружье принес».

И пошел Василий по мосту с шалыгою.

И навстрету Васильюшку Буслаеву
Идет крестовый батюшка, старичище пилигримище:
На буйной голове колокол пудов во тысячу,
Во правой руке язык во пятьсот пудов.

Говорит старичище пилигримище:
«Ай же ты, мое чадолко крестовое,
Молодой курень, не попархивай,
На своего крестового батюшка не наскакивай!»
И возговорит Василий Буславьевич:
«Ай же ты, мой крестовый батюшка!
Тебя ли черт несет во той поры
На своего на любимого крестничка?
А у нас то ведь дело деется,
Головами, батюшка, играемся».

И здынул шалыгу девяноста пуд,
Как хлыстнул своего батюшка в буйну голову,
Так рассыпался колокол на ножевые черенья:
Стоит крестный – не крянется,
Желтые кудри не ворохнутся.

Он скочил батюшку против очей его
И хлыстнул то крестного батюшка
В буйну голову промеж ясны очи
И выскочили ясны очи, как пивны чаши.

И напустился тут Василий на домы на каменные.

И вышла Мать Пресвятая Богородица
С того монастыря Смоленского:
«Ай же ты, Авдотья Васильевна!
Закличь своего чада милого,
Милого чада рожоного,
Молода Васильюшка Буслаева,
Хоть бы оставил народу на семена».

Выходила Авдотья Васильевна со новых сеней,
Закликала своего чада милого.

Жил Буславьюшка — не старился,
Живучись, Буславьюшка преставился.
Оставалось у Буслава чадо милое,
Милое чадо рожоное,
Молодой Васильюшка Буславьевич.
Стал Васенька на улочку похаживать,
Не легкие шуточки пошучивать:
За руку возьмет — рука прочь,
За ногу возьмет — нога прочь,
А которого ударит по горбу
Тот пойдет, сам сутулится.
И говорят мужики новгородские:

Тебе с этою удачей молодецкою

Идет Василий в широкие улочки,
Не весел домой идет, не радошен,


«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное,
Молодой Васильюшка Буславьевич!
Что идешь не весел, не радошен?
Кто же ти на улушке приобидел?» —
«А никто меня на улушке не обидел.
Я кого возьму за руку — рука прочь,
За ногу кого возьму — нога прочь,
А которого ударю по горбу
Тот пойдет, сам сутулится.
А говорили мужики новгородские,
Что мне с эстою удачей молодецкою
Наквасити река будет Волхова».
И говорит мать таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Прибирай ка себе дружину хоробрую,
Чтоб никто ти в Новеграде не обидел».
И налил Василий чашу зелена вина,
Мерой чашу полтора ведра,
Становил чашу середи двора
И сам ко чаше приговаривал:
«Кто эту чашу примет одной рукой
И выпьет эту чашу за единый дух,
Тот моя будет дружина хоробрая!»
И садился на ременчат стул,
Писал скорописчатые ярлыки,
В ярлыках Васенька прописывал:
«Зовет жалует на почестен пир»;
Ярлычки привязывал ко стрелочкам
И стрелочки стрелял по Новуграду.
И пошли мужики новгородские
Из тоя из церквы из соборныя,
Стали стрелочки нахаживать,
Господа стали стрелочки просматривать:
«Зовет жалует Василий на почестен пир».
И собиралися мужики новгородские увалами,
Увалами собиралися, перевалами,
И пошли к Василью на почестен пир.
И будут у Василья на широком на дворе,
И сами говорят таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Мы теперь стали на твоем дворе,
Всю мы у тя еству выедим
И все напиточки у тя выпьем,
Цветно платьице повыносим,
Красно золото повытащим».
Этыя речи ему не слюбилися.
Выскочил Василий на широкий двор,

И зачал Василий по двору похаживати,
И зачал он вязом помахивати:
Куда махнет — туда улочка,
Перемахнет — переулочек;
И лежат то мужики увалами,
Увалами лежат, перевалами,
Набило мужиков, как погодою.
И зашел Василий в терема златоверхие:
Мало тот идет, мало новой идет
Ко Васильюшке на широкий двор,
Идет то Костя Новоторжанин
Ко той ко чаре зелена вина
И брал то чару одной рукой,
Выпил эту чару за единый дух.

Хватал то Василий червленый вяз,
Как ударил Костю то по горбу.
Стоит то Костя — не крянется,

«Ай же ты, Костя Новоторжанин!
Будь моя дружина хоробрая,


Идет то Потанюшка Хроменький
Ко Василью на широкий двор,
Ко той ко чаре зелена вина,
Брал то чару одной рукой
И выпил чару за единый дух.
Как выскочит Василий со новых сеней,
Хватал то Василий червленый вяз,
Ударит Потанюшку по хромым ногам:
Стоит Потанюшка — не крянется,
На буйной голове кудри не ворохнутся.
«Ай же Потанюшка Хроменький!
Будь моя дружина хоробрая,
Поди в мои палаты белокаменны».
Мало тот идет, мало новой идет,
Идет то Хомушка Горбатенький
Ко той ко чаре зелена вина,
Брал то чару одной рукой
И выпил чару за единый дух.
Того и бить не шел со новых сеней:
«Ступай ка в палаты белокаменны
Пить нам напитки сладкие,
Ества то есть сахарные,
А бояться нам в Новеграде некого!»
И прибрал Василий три дружины в Новеграде.
И завелся у князя новгородского почестен пир
На многих князей, на бояр,
На сильных могучиих богатырей.
А молодца Василья не почествовали.
Говорит матери таковы слова:
«Ай же ты, государыня матушка,
Честна вдова Авдотья Васильевна!
Я пойду к князьям на почестен пир».
Возговорит Авдотья Васильевна:
«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное!
Званому гостю место есть,
А незваному гостю места нет».
Он, Василий, матери не слушался,
А взял свою дружину хоробрую
И пошел к князю на почестен пир.
У ворот не спрашивал приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Прямо шел во гридню столовую.
Он левой ногой во гридню столовую,
А правой ногой за дубовый стол,
За дубовый стол, в большой угол,
И тронулся на лавочку к пестно углу,
И попихнул Василий правой рукой,
Правой рукой и правой ногой:
Все стали гости в пестно углу;
И тронулся на лавочку к верно углу,
И попихнул левой рукой, левой ногой:
Все стали гости на новых сенях.
Другие гости перепалися,
От страху по домам разбежалися.
И зашел Василий за дубовый стол
Со своей дружиною хороброю.
Опять все на пир собиралися,
Все на пиру наедалися,
Все на почестном напивалися,
И все на пиру порасхвастались.
Возговорил Костя Новоторжанин:
«А нечем мне ка, Косте, похвастати;
Я остался от батюшки малешенек,
Малешенек остался и зеленешенек.
Разве тым мне, Косте, похвастати:
Ударить с вами о велик заклад
О буйной головы на весь на Новгород,
Окроме трех монастырей — Спаса преображения,
Матушки Пресвятой Богородицы,
Да ещё монастыря Смоленского».
Ударили они о велик заклад,
И записи написали,
И руки приложили,
И головы приклонили:
«Идти Василью с утра через Волхов мост;
Хоть свалят Василья до мосту,
— Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову;
Хоть свалят Василья у моста,
Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову;
Хоть свалят Василья посередь моста,
Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйну голову.
А уж как пройдет третью заставу,
Тожно больше делать нечего».
И пошел Василий со пира домой,
е весел идет домой, не радошен.
И стречает его желанная матушка,
Честна вдова Авдотья Васильевна:
«Ай же ты, мое чадо милое,
Милое чадо рожоное!
Что идешь не весел, не радошен?»
Говорит Васильюшка Буславьевич:
«Я ударил с мужиками о велик заклад:
Идти с утра на Волхов мост;
Хоть свалят меня до моста,
Хоть свалят меня у моста,
Хоть свалят меня посередь моста,
Вести меня на казень на смертную,
Отрубить мне буйну голову.
А уж как пройду третью заставу,
Тожно больше делать нечего».
Как услышала Авдотья Васильевна,
Запирала в клеточку железную,
Подперла двери железные
Тым ли вязом червленыим.
И налила чашу красна золота,
Другую чашу чиста серебра,
Третью чашу скатна жемчуга,
И понесла в даровья князю новгородскому,
Чтобы простил сына любимого.
Говорит князь новгородский:
«Тожно прощу, когда голову срублю!»
Пошла домой Авдотья Васильевна,
Закручинилась пошла, запечалилась,
Рассеяла красно золото, и чисто серебро,
И скатен жемчуг по чисту полю,
Сама говорила таковы слова:
«Не дорого мне ни золото, ни серебро, ни скатен жемчуг.
А дорога мне буйная головушка
Своего сына любимого,
Молода Васильюшка Буслаева».
И спит Василий, не пробудится.
Как собирались мужики увалами,
Увалами собирались, перевалами,
С тыми шалыгами подорожными;
Кричат они во всю голову:
Ступай ка, Василий, через Волхов мост,
Рушай ка заветы великие!
И выскочил Хомушка Горбатенький,
Убил то он силы за цело сто,
И убил то он силы за другое сто,
Убил то он силы за третье сто,
Убил то он силы до пяти сот.
На смену выскочил Потанюшка Хроменький
И выскочил Костя Новоторжанин.
И мыла служанка, Васильева портомойница,
Платьица на реке на Волхове;
И стало у девушки коромыселко поскакивать,
Стало коромыселко помахивать,
Убило силы то за цело сто,
Убило силы то за другое сто,
Убило силы то за третье сто,
Убило силы то до пяти сот.
И прискочила ко клеточке железные,
Сама говорит таковы слова:
«Ай же ты, Васильюшка Буславьевич!
Ты спишь, Василий, не пробудишься,
А твоя то дружина хоробрая
Во крови ходит, по колен бродит».
Со сна Василий пробуждается,
А сам говорит таковы слова:
«Ай же ты, любезная моя служаночка!
Отопри ка дверцы железные».
Как отперла ему двери железные,
Хватал Василий свой червленый вяз
И пришел к мосту ко Волховскому,
Сам говорит таковы слова:
«Ай же любезная моя дружина хоробрая!
Поди тко теперь опочив держать,
А я теперь стану с ребятами поигрывать».
И зачал Василий по мосту похаживать,
И зачал он вязом помахивать:
Куда махнет — туда улица,
Перемахнет — переулочек;
И лежат то мужики увалами,
Увалами лежат, перевалами,
Набило мужиков, как погодою.
И встрету идет крестовый брат,
Во руках несет шалыгу девяноста пуд,
А сам говорит таковы слова:
«Ай же ты, мой крестовый брателко,

На своего крестового брата не наскакивай!
Помнишь, как учились мы с тобой в грамоты:
Я над тобой был в то поры больший брат,
И нынь то я над тобой буду больший брат».
Говорит Василий таковы слова:
«Ай же ты, мой крестовый брателко!
Тебя ля черт несет навстрету мне?
А у нас то ведь дело деется,
Головами, братец, играемся».
И ладит крестовый его брателко
Шалыгой хватить Василья в буйну голову.
Василий хватил шалыгу правой рукой,
И бил то брателка левой рукой,
И пинал то он левой ногой,
Давно у брата и души нет;
И сам говорил таковы слова:
«Нет на друга на старого,
На того ли на брата крестового,
Как брат пришел, по плечу ружье принес».
И пошел Василий по мосту с шалыгою.
И навстрету Васильюшку Буслаеву
Идет крестовый батюшка, старичище пилигримище:
На буйной голове колокол пудов во тысячу,
Во правой руке язык во пятьсот пудов.
Говорит старичище пилигримище:
«Ай же ты, мое чадолко крестовое,
Молодой курень, не попархивай,
На своего крестового батюшка не наскакивай!»
И возговорит Василий Буславьевич:
«Ай же ты, мой крестовый батюшка!
Тебя ли черт несет во той поры
На своего на любимого крестничка?
А у нас то ведь дело деется,
Головами, батюшка, играемся».
И здынул шалыгу девяноста пуд,
Как хлыстнул своего батюшка в буйну голову,
Так рассыпался колокол на ножевые черенья:
Стоит крестный — не крянется,
Желтые кудри не ворохнутся.
Он скочил батюшку против очей его
И хлыстнул то крестного батюшка
В буйну голову промеж ясны очи
И выскочили ясны очи, как пивны чаши.
И напустился тут Василий на домы на каменные.
И вышла Мать Пресвятая Богородица
С того монастыря Смоленского:
«Ай же ты, Авдотья Васильевна!
Закличь своего чада милого,
Милого чада рожоного,
Молода Васильюшка Буслаева,
Хоть бы оставил народу на семена».
Выходила Авдотья Васильевна со новых сеней,
Закликала своего чада милого.

В славном великом Новеграде
А и жил Буслай до девяноста лет,
С Новым-городом жил, не перечился,
Со мужики новогородскими
Поперек словечка не говаривал.
Живучи Буслай состарился,
Состарился и переставился.
После его веку долгого
Оставалася его житье-бытье
И все имение дворянское,
Осталася матера вдова,
Матера Амелфа Тимофевна,
И оставалася чадо милая,
Молодой сын Василий Буслаевич.
Будет Васенька семи годов,-
Отдавала матушка родимая,
Матера вдова Амелфа Тимофеевна,
Учить его во грамоте,
А грамота ему в наук пошла;
Присадила пером его писать,
Письмо Василью в наук пошло;
Отдавала петью учить церковному,
Петьё Василью в наук пошло.
А и нет у нас такова певца
Во славном Новегороде
Супротив Василья Буслаева.
Поводился ведь Васька Буслаевич
Со пьяницы, со безумницы,
С веселыми удалыми добрыми молодцы,
Допьяна уже стал напиватися,
А и ходя в городе, уродует:
Которого возьмет он за руку, -
Из плеча тому руку выдернет;
Которого заденет за ногу, -
То из гузна ногу выломит;
Которого хватит поперек хребта, -
Тот кричит-ревет, окарачь ползет.
Пошла та жалоба великая, -
А и мужики новогородские,
Посадские, богатые,
Приносили жалобу они великую
Матерой вдове Амелфе Тимофевне
На того на Василья Буслаева.
А и мать-то стала его журить-бранить,
Журить-бранить его, на ум учить.
Журьба Ваське не взлюбилася,
Пошел он, Васька, во высок терем,
Садился Васька на ременчатый стул,
Писал ерлыки скорописчаты,
От мудрости слово поставлено:
«Кто хощет пить и есть из готового,
Валися к Ваське на широкий двор,
Тот пей и ешь готовое
И носи платье разноцветное».
Рассылал те ерлыки со слугой своей
На те вулицы широкие
И на те частые переулочки.
В то же время поставил Васька
Чан середи двора,
Наливал чан полон зелена вина,
Опущал он чару в полтора ведра.
Во славном было во Новеграде
Грамотны люди шли прочитали
Те ерлыки скорописчаты,
Пошли ко Ваське на широкий двор,
К тому чану зелену вину.
Вначале был Костя Новоторженин,
Пришел он, Костя, на широкий двор,
Василий тут его опробовал -
Стал его бита червленым вязом,
В половине было налито
Тяжела свинцу чебурацкого,
Весом тот вяз был во двенадцать пуд;
А бьет от Костю по буйной голове, -
Стоит тут Костя не шевельнется,
И на буйной голове кудри не тряхнутся.
Говорил Василий сын Буслаевич:
«Гой еси ты, Костя Новоторженин!
А и будь ты мне названый брат,
И паче мне брата родимого».
А и мало время позамешкавши,
Пришли два брата боярченка,
Лука и Мосей, дети боярские,
Пришли ко Ваське на широкий двор.
Молоды Василий сын Буслаевич
Тем молодцам стал радошен и веселешонек.
Пришли тут мужики залешана,
И не смел Василий показатися к ним.
Еще тут пришло семь братов Сбродовичи.
Собиралися, соходилися
Тридцать молодцов без единого,
Он сам, Василий, тридцатый стал.
Какой зайдет - убьют его,
Убьют его, за ворота бросят.
Послышал Васенька Буслаевич -
У мужиков новгородскиих
Канун варен, пива ячные,
Пошел Василий со дружиною,
Пришел во братшину в Никольшину.
«Немалу мы тебе сыпь платим -
За всякого брата по пяти рублев».
А за себе Василий дает пятьдесят рублев.
А и тот-то староста церковный
Принимал их во братшину в Никольшину,
А и зачали они тут канун варен пить,
А и те-то пива ячные.
Молоды Василий сын Буслаевич
Бросился на царев кабак
Со своею дружиною хороброю,
Напилися они тут зелена вина
И пришли во братшину в Николыпину.
А и будет день ко вечеру, -
От малого до старого
Начали уж ребята боротися,
А в ином кругу в кулаки битися.
От тое борьбы от ребячия,
От того бою от кулачного
Началася драка великая.
Молоды Василий стал драку разнимать,
А иной дурак зашел с носка,
Его по уху оплел,
А и тут Василий закричал громким голосом:
«Гой еси ты. Костя Новоторженин
И Лука, Моисей, дети боярские!
Уже Ваську меня бьют».
Поскакали удалы добры молодцы,
Скоро они улицу очистили,
Прибили уже много до смерти,
Вдвое-втрое перековеркали,
Руки, ноги переломали, -
Кричат мужики посадские.
Говорит тут Василий Буслаевич:
«Гой еси вы, мужики новогородские!
Бьюсь с вами о велик заклад -
Напущаюсь я на весь Новгород битися, дратися
Со всею дружиною хороброю;
Тако вы мене с дружиною побьете Новым-городом,
Буду вам платить дани-выходы по смерть свою,
На всякий год по три тысячи;
А буде ж я вас побью и вы мне покоритеся,
То вам платить буду такову же дань»;
И в том-то договору руки они подписали
Началась у них драка-бой великая,
А и мужики новгородские
И все купцы богатые,
Все они вместе сходилися,
На млада Васютку напущалися,
И дерутся они день до вечера.
Молоды Василий сын Буслаевич
Со своею дружиною хороброю
Прибили они во Новеграде,
Прибили уже много до смерти.
А и мужики новгородские догадалися,
Пошли они с дорогими подарки
К матерой вдове Амелфе Тимофевне:
«Матера вдова Амелфа Тимофевна!
Прими у нас дороги подарочки,
Уйми свое чадо милое
Василья Буславича».
Матера вдова Амелфа Тимофевна
Принимала у них дороги подарочки,
Посылала девушку-чернавушку
По того Василья Буслаева.
Прибежала девушка-чернавушка,
Сохватала Ваську во белы руки,
Потащила к матушке родимыя,
Притащила Ваську на широкий двор,
А и та старуха неразмышлена
Посадила в погребы глубокие
Молода Василья Буслаева,
Затворяла дверьми железными,
Запирала замки булатными.
А его дружина хоробрая
Со темя мужики новгородскими
Дерутся, бьются день до вечера
А и та-то девушка-чернавушка
На Волх-реку ходила по воду,
А взмолятся ей тут добры молодцы:
«Гой еси ты, девушка-чернавушка!
Не подай нас у дела у ратного,
У того часу смертного».
И тут девушка-чернавушка
Бросала она ведро кленовое,
Брала коромысла кипарисова,
Коромыслом тем стала она помахивати
По тем мужиками новогородскиим,
Прибила уж много до смерти.
И тут девка запышалася,
Побежала ко Василыо Буслаеву,
Срывала замки булатные,
Отворяла двери железные:
«А и спишь ли, Василий, или так лежишь?
Твою дружину хоробрую
Мужики новогородские
Всех прибили, переранили,
Булавами буйны головы пробиваны».
Ото сна Василий пробуждается,
Он выскочил на широкий двор, -
Не попала палица железная,
Что попала ему ось тележная,
Побежал Василий по Нову-городу,
По тем по широким улицам.
Стоит тут старец-пилигримище,
На могучих плечах держит колокол,
А весом тот колокол во триста пуд,
Кричит тот старец-пилигримище:
«А стой ты, Васька, не попорхивай,
Молоды глуздырь, не полетывай:
Из Волхова воды не выпити,
Во Новеграде людей не выбити, -
Есть молодцов сопротив тебе,
Стоим мы, молодцы, не хвастаем».
Говорил Василий таково слово:
«А и гой еси, старец-пилигримище!
А и бился я о велик заклад
Со мужики новгородскими,
Опричь почестного монастыря,
Опричь тебе, старца-пилигримища.
Во задор войду - тебя убью».
Ударил он старца во колокол
А и той-то осью тележною, -
Начается старец, не шевельнется.
Заглянул он, Василий, старца под колоколом, -
А и во лбе глаз уж веку нету.
Пошел Василий по Волх-реке,
А идет Василий по Волх-реке,
По той Волховой по улице,
Завидели добрые молодцы,
А его дружина хоробрая,
Молода Василья Буслаева, -
У ясных соколов крылья отросли,
У их-то, молодцов, думушки прибыло.
Молоды Василий Буслаевич
Пришел-то молодцам на выручку.
Со темя мужики новогородскими
Он дерется, бьется день до вечера,
А уж мужики покорилися,
Покорилися и помирилися,
Понесли они записи крепкие
К матерой вдове Амелфе Тимофевне,
Насыпали чашу чистого серебра,
А другую чашу красного золота,
Пришли ко двору дворянскому,
Бьют челом, поклоняются:
«А сударыня матушка!
Принимай ты дороги подарочки,
А уйми свое чадо милая,
Молода Василья со дружиною.
А и рады мы платить
На всякий год по три тысячи,
На всякий год будем тебе носить
С хлебников по хлебику,
С калачников по калачику,
С молодиц повенечное,
С девиц повалечное,
Со всех людей со ремесленых,
Опричь попов и дьяконов».
Втапоры матера вдова Амелфа Тимофевна
Посылала девушка-чернавушка
Привести Василья со дружиною.
Пошла та девушка-чернавушка,
Бежавши та девка запышалася,
Нельзя пройти девке по улице:
Что полтеи по улице валяются
Тех мужиков новогородскиих.
Прибежала девушка-чернавушка,
Сохватала Василья за белы руки,
А стала ему рассказывати:
«Мужики пришли новогородские,
Принесли они дороги подарочки,
И принесли записи заручные
Ко твоей сударыне матушке,
К матерой вдове Амелфе Тимофевне».
Повела девка Василья со дружиною
На тот на широкий двор,
Привела-то их к зелену вину,
А сели они, молодцы, во единый круг,
Выпили ведь по чарочке зелена вина
Со того урасу молодецкого
От мужиков новгородских.
Скричат тут робята зычным голосом:
«У мота и у пьяницы,
У млада Васютки Буславича
Не упито, не уедено,
В красне хорошо не ухожено,
А цветного платья не уношено,
А увечье навек залезено».
И повел их Василий обедати
К матерой вдове Амелфе Тимофеевне.
Втапоры мужики новогородские
Приносили Василью подарочки
Вдруг сто тысячей,
И затем у них мирова пошла,
А и мужики новогородские
Покорилися и сами поклонилися.

Две былины о Василии Буслаевиче - о его бунте против Новгорода и о его смерти -
представляют собой вершину в развитии тех песен эпоса, содержанием которых служит
социальная борьба. Былины о Василии Буслаевиче - чисто новгородское создание. Так
два новгородских героя, Садко и Василий Буслаевич, знаменуют собой два разных этапа в
развитии русского эпоса. Торговый Новгород, поэтически возвеличенный в былине о
Садко, здесь подвергается попытке разрушения и уничтожения. Содержанием этих былин
служит бунт Василия Буслаевича против Новгорода. Из более древних былин мы знаем
только одну, которая имеет с ней некоторое сходство, - это былина о бунте Ильи
Муромца против Владимира, но былина о Василии Буслаевиче носит более ярко
выраженный конкретно-исторический характер; сила столкновения в ней во много раз
превосходит силу столкновения в былине об Илье и Владимире.
Василий Буслаевич - герой новгородский, но песни о нем имеют общерусский характер.

Содержание и смысл его борьбы были понятны каждому русскому крестьянину, где бы и
когда бы эти песни ни исполнялись.
Художественную силу этих былин прекрасно понимал М. Горький. В письме к К. Федину
он писал: «Васька Буслаев - не выдумка, а одно из величайших и, может быть, самое
значительное художественное обобщение в нашем фольклоре». Недаром в письме в
редакцию «Библиотеки поэта», где предполагалось издать антологию былин, Горький
требовал, чтобы в первую голову были даны такие былины, как «Буслаев» и былина о
бунте Ильи против Владимира. Горький здесь сделал сопоставление, которое не пришло в
голову ни одному из ученых, а между тем именно это сопоставление помогает раскрытию
смысла былин о Василии Буслаевиче. Известно также, что Горький собирался написать
пьесу «Васька Буслаев» и что вместе с Шаляпиным он работал над либретто для оперы
«Васька Буслаев».
Зародившись в Новгороде, песни о Василии Буслаеве благодаря художественности и
идейной значительности своего содержания стали общерусским достоянием.
Былина о Василии Буслаевиче имеет весьма широкое распространение. Очень часто
былина о борьбе его с новгородцами и былина о его смерти объединяются певцами в одно
целое. Песня о бунте была записана и опубликована около 20 раз, песня о смерти Василия
Буслаевича - около 15 раз, в объединенном виде они были записаны свыше 25 раз. Всего,
таким образом, имеется приблизительно 60 опубликованных записей былин о Василии
Буслаевиче, которые охватывают все основные районы распространения эпоса к моменту
записи.
Василий Буслаевич в изображении ученых либо индивидуалист, наподобие немецкого
Зигфрида, либо русский пьяница и буян, «широкая натура», полуразбойник и типичный
новгородский ушкуйник. Одними он же изображался как Роберт-Дьявол, заимствованный
с Запада, другими - как Иван Грозный, «покоривший» Новгород. Иногда говорится, что
он умер нераскаянным, а иногда, что он раскаялся и поехал замаливать свои грехи в
Иерусалим. Хотя некоторые отдельные наблюдения были сделаны правильно, старая
русская наука не могла понять и определить смысла и значения этой былины.
Новгородские былины обратили на себя особое внимание Белинского. Как и в других
случаях, недостаток материала не дал Белинскому возможности до конца правильно
определить значение образа Василия Буслаевича. Это смог сделать в наши дни Горький.
Белинский основывался на варианте Кирши Данилова, испорченном скоморошьей
обработкой: в нем, - и это единственный случай, - Василий Буслаевич изображается
пьяницей; дружину он набирает себе из боярских детей. На братчине происходит драка и
т. д. Драка кончается тем, что новгородские мужики покоряются Василию Буслаевичу и
платят ему огромную дань.
Эта трактовка стоит особняком и не соответствует многочисленным другим записям.
Другой источник, которым располагал Белинский, была сказка из сборника Сахарова
«Русские народные сказки», 1841. Текст Сахарова представляет собой подделку. Здесь
слиты воедино сказка из сборника Чулкова и текст песни Кирши Данилова.
И тем не менее Белинский даже сквозь недостаточный и искаженный материал сумел
угадать подлинное значение былины. Первое, что утверждает Белинский, - это
органическая связь былины с Новгородом и его общественным строем. Она выражает
«историческое значение и гражданственность» Новгорода. Белинский правильно
определил, что «Новгород был городом аристократии». Взгляд советской науки на
общественный строй Новгорода сводится к тому, что Новгород был аристократической

республикой. Белинский понимал также, что в древнем Новгороде происходила
интенсивная классовая борьба. «С самого начала поэмы вы видите существование в
Новгороде двух сословий - аристократии и черни, которые не совсем в ладу между
собой». Отсюда для нас ясна и методология изучения былины: былина должна быть
изучена в связи с классовой борьбой древнего Новгорода. Далее, в истории Новгорода
одним из решающих моментов было его отношение к Москве. Этот вопрос Белинский
решает правильно; он понимает то, чего не понимали некоторые ученые, осуждавшие
политику Грозного и видевшие в нем «завоевателя» Новгорода. «Если бы Москва
допустила существование Новгорода, он пал бы сам собою и стал бы легкой добычей
Польши или Швеции». Торговля развила в новгородцах особый дух молодечества, и
Василий Буслаевич художественно выражает эту новгородскую
русскую удаль, порожденную теми историческими условиями, в которых находился
Новгород. В Буслаеве есть «упоенье молодой жизнью». Он «разрывает, подобно паутине,
слабую ткань общественной морали».
Такова вкратце точка зрения Белинского. Введенный в заблуждение материалом Кирши
Данилова, Белинский не до конца вскрыл значение образа Василия Буслаевича и кое в чем
ошибался, но он показал ту методологию его изучения, которая должна лечь в основу
современного изучения этой песни.
Повествованию о борьбе Василия Буслаевича с новгородцами обычно предшествует
упоминание о его отце. Его отцу в отдельных песнях посвящается не более двух-трех
строк, но эти строки повторяются столь часто и упорно, что они, по-видимому, зачем-то
нужны, несмотря на то, что отец Василия Буслаевича в дальнейшем повествовании не
играет никакой роли. Для нас фигура отца важна потому, что ею определяется социальная
среда, из которой происходит Василий Буслаевич.
По началу песни, а также по целому ряду рассеянных в песне деталей можно установить
совершенно точно, что старый Буслай мыслится принадлежащим к самому зажиточному
слою новгородского населения. Он весьма богат. Как создалось его богатство, об этом не
говорится. Он никогда не называется купцом. В одном случае он назван князем. Есть
глухие намеки на то, что свое состояние он не унаследовал, а нажил сам. «В твои годы
отец без порток ходил» (Рыбн. 198), - так укоряет мать своего сына-бездельника. Но у
него была дружина, и он составил себе богатство. Однако это указание в других вариантах
не повторяется, хотя оно и не противоречит всему облику отца. Умирая, он оставляет
своему сыну огромное богатство.

Оставалось его житье-бытье
И все именье дворянское.
(К. Д. 10)

Ниже мы увидим, что Василий Буслаевич, его сын, всегда представляется богатым. Он,
например, может собрать и один содержать на свои средства большую дружину.
Во всем остальном отец Василия на первый взгляд кажется фигурой совершенно
бесцветной. Он в полном спокойствии доживает до глубокой старости - чаще всего до 90
лет - и мирно опочивает, оставив малолетнего сына на руках вдовы. Он рисуется
смиренным старцем, который не вмешивается в политическую жизнь.

С Новым Городом не спаривал,
Со Псковом он не вздаривал,
А со матушкой Москвой не перечился.
(Рыбн. 150)

Упоминание трех городов: Новгорода, Пскова и Москвы, - драгоценное историческое
свидетельство и важный материал для понимания фигуры отца и для понимания всей
былины. Слова «с Новым Городом не спаривал» означают, что он никогда не находился в
оппозиции к правящей верхушке.
Буслай жил спокойно потому, что общественный строй Новгорода обеспечивал ему
полное довольство. «Спорить» с Новгородом ему было не о чем.
Отношения между Новгородом и Псковом были весьма сложны. Оба города долго
сохраняли независимость по отношению к Москве; до середины XIV века Псков входил в
число «пригородов» Новгорода; Новгород присылал в Псков посадников и сажал в нем
князей - кормленников. Впоследствии (1348) Новгород вынужден был признать
самостоятельность Пскова и назвать его своим «младшим братом». Слова «со Псковом он
не вздаривал» отражают конкретное историческое прошлое. Отец Василия Буслаевича
изображается стоящим в стороне от борьбы с Псковом. Приведенные строки позволяют
датировать это место былины XIV веком.
Наконец, слова «со матушкой Москвой не перечился» являются откликом на борьбу
Новгорода с Москвой. Буслай проявил покорность по отношению к Москве, подчиняясь
необходимости. Как мы увидим, его сын окажется сторонником Москвы и врагом
Новгорода, с которым он будет вести борьбу. Новгород потерял свою самостоятельность
при Иване III (1471-1478). Никаких других упоминаний о Москве в былине нет, и
события, воспеваемые в ней, не связаны с новгородско-московскими отношениями.
События былины связаны с классовой борьбой внутри Новгорода. Формы, в которых она
протекает, могут быть отнесены к XV веку.
Таким образом, те немногие строки, в которых говорится о Буслае, дают нам некоторый
материал для хронологического приурочения. Они же дают многое для понимания облика
героя. Он происходит из наиболее зажиточной и консервативной части новгородского
населения.
После смерти отца Василий воспитывается своей матерью, Амелфой Тимофеевной. В ее
обрисовке можно заметить некоторую зависимость от былины о молодости и воспитании
Добрыни.
Воспитание должно сделать из Василия такого же смиренного, не спорящего с
Новгородом человека, каким представлен его отец. Ему дают религиозное воспитание.
Его, например, обучают церковному пению, и из него выходит такой певец, какого в
Новгороде еще не было.

А и нет у нас такого певца.
(К. Д. 10)

Воспитанием Василия Буслаевича обычно руководит его мать, и Василий Буслаевич на

всю жизнь всецело ей подчиняется. Он подчиняется только ей, и никаких других
авторитетов для него не существует.
Мать - не единственное лицо, воспитывающее Василия. Из дальнейшего мы узнаем, что
умершего отца до некоторой степени заменяет его крестный отец, принадлежащий к
церковно-монастырской верхушке. Он видный монах, старец, иногда - настоятель
Софийского собора. Фигура этого крестного отца выяснится позже. Он напоминает
Василию о том, что

Я грамоте тебя учил,
На добрые дела наставлял.
(Григ. I, 39)

Нам это важно, потому что это показывает, в каком направлении воспитывался Василий
Буслаевич.
Все старания его воспитателей проходят даром. Василий Буслаевич вырастает полной
противоположностью своего отца и крестного. Дело здесь не в психологическом
противопоставлении смиренного отца буйному сыну. Дело здесь в противопоставлении
двух поколений с различным социальным сознанием. Сын богатого новгородца,
находящийся в наилучших условиях, всем обеспеченный, он порывает с тем укладом, в
котором он был воспитан, и объявляет ему борьбу не на жизнь, а на смерть.
Свой буйный нрав он проявляет уже очень рано. В некоторых вариантах Василий семи
лет, играя с детьми новгородскими на улице, уродует их: кого возьмет за руку, у того рука
прочь, кого за ногу, у того нога прочь и т. д. Если бы мы имели только такую форму
озорства, она свидетельствовала бы лишь о буйном и дурном нраве Василия. Однако мы
имеем ряд текстов, которые заставляют нас смотреть на это озорство иначе.

Стал он по городу похаживать,
На княженецкий двор он загуливать,
Стал шутить он, пошучивать,
Шутить-то шуточки недобрые,
С боярскими детьми, с княженецкими.
(Рыбн. 150)

«Шутки» Василия Буслаевича направлены против боярских и княженецких детей,
которых он ненавидит с детства. Что озорство Василия Буслаевича направлено именно
против них, видно и по таким текстам, где об этом прямо не говорится. В тех случаях,
когда не говорится, над какими детьми он «пошучивает», мы можем это видеть не по
детям, а по родителям их, которые приходят жаловаться и грозить его матери, Амелфе
Тимофеевне. Жалуются богатые мужики.

А и мужики новгородские,
Посадские, богатые,

Приносили жалобу они великую
Матерой вдове Амелфе Тимофеевне.
(К. Д. 10)

Слово «посадские» более верно передает новгородскую обстановку, чем «боярские» и
«княженецкие». Значение слова «посадский» менялось в течение ряда веков, но здесь оно
употреблено в своем первоначальном смысле - «торговый».
В тексте сборника Кирши Данилова, где подчеркивается, что Василий Буслаевич
обучается церковному пению, он, вопреки строгому церковному воспитанию, начинает
пьянствовать.

С веселыми удалыми добрыми молодцы
Допьяна уже стал напиватися.
(К. Д. 10)

В пьяном виде он начинает озорничать, что вызывает жалобы посадских богатых людей.
Таким образом, сильный и удалый Василий Буслаевич, силе которого нет никакого
применения и который обречен на праздность вследствие своего богатства, постепенно
начинает ненавидеть воспитавшую его среду. Ненависть эта носит чисто инстинктивный,
бессознательный характер. Лучший церковный певец Новгорода в пьяном виде дает волю
своим скрытым чувствам.
Конфликт, следовательно, назревает медленно и постепенно. Никакой внешней завязки
нет. Есть внутренний, скрытый, пока еще плохо осознаваемый антагонизм.
Борьба вступает в новую фазу развития, когда выросший Василий Буслаевич начинает
набирать себе дружину. Дружина Василия Буслаевича носит совершенно иной характер,
чем военные дружины старого киевского эпоса. При внутриполитической борьбе, которая
велась в Новгороде, каждая политическая партия должна была иметь свою боевую
организацию, свою вооруженную силу. Политическая борьба нередко принимала форму
кровавых столкновений. Об этом мы знаем из исторических документов. Митрополит
Иона (середина XV века) писал новгородскому архиепископу Евфимию: он жаловался на
то, что в Новгороде имеются «некие междуусобные препирания, и раздоры, и убийства, и
кровопролития, и сотворялись и сотворяются душегубства православному христианству; и
на то злое и богомерзкое дело нанимали, нанимают с обеих сторон злорадных и хотящих
кровопролитства, пьянчивых и о своих душах нерадящих злотворных людей». Церковное
поучение изображает эту борьбу в обличительной форме, народная песня изображает
один из видов этой борьбы со стороны ее внутреннего смысла и направления.
Внешние поводы, по которым Василий Буслаевич набирает себе дружину, могут быть
разнообразны. Так, он набирает дружину после того, как новгородцы пожаловались на
него его матери и грозились его утопить. Он набирает ее «с досадушки», но по существу
уже видно, что эта дружина назначается для борьбы с новгородцами.
В некоторых случаях набрать дружину советует ему мать в таких, например, выражениях:

Прибирай-ка себе дружину хоробрую,

Чтоб никто ти в Нове-граде не обидел.
(Рыбн. 169)

В других случаях мать советует ему собрать дружину по примеру отца, который «без
порток ходил», но при помощи дружины сколотил себе состояние (Рыбн. 148).
Чаще всего, однако, собирание дружины не мотивируется ничем. Дружина назначается
для внутригородской политической борьбы. Набор дружины предвещает и подготовляет
столкновение.
Собирание дружины - один из самых ярких и колоритных моментов в этой былине.
Обычно Василий Буслаевич зовет к себе на пир весь Новгород. Он разбрасывает по
улицам или разметывает по дорогам, пускает на стрелочках скорописчатые ярлыки.

Кто хочет пить и есть да из готового,
Валися к Ваське на широкий двор,
Тот пей и ешь готовое
И носи платье разноцветное.
(К. Д. 10)

Этот призыв явно обращен к голи, к самой неимущей части населения.
Оказывается, что охотников пить и есть из готового, да еще и одеться в цветное платье в
Новгороде имеется несметное количество.
В назначенный день

И собирались мужики новгородские увалами,
Увалами собиралися, перевалами,
И пошли к Василию на почестен пир.
(Рыбн. 169)

Нашло-то к ним силушки черным-черно,
Черным-черно, как черна ворона.
(Рыбн. 17)

Это к Ваське повалила голь, беднота. Она готова на всякого рода действия, какие только
от нее потребуются. Это люди отчаянные и решительные, люди, которым нечего терять,
весьма опасные для обывателей и богачей.
Социальное лицо дружины можно определить очень точно: это уже не несколько
неопределенные «голи кабацкие» киевских былин, это - представители цехового
ремесленного труда в условиях феодального города, что более ясно будет видно ниже.

Идут-то шильники, мыльники, игольники,
Всякие люди недобрые.

Обычно в расчеты Василия Буслаевича вовсе не входило действительно напоить,
накормить и одеть всю эту толпу. Толпа нужна ему, чтобы именно из нее выбрать себе
дружину из тридцати достойнейших. Достойнейшие в глазах Василия Буслаевича - это
самые смелые, сильные, выносливые и самые бесстрашные.
Пришедшая толпа узнает новое условие. На дворе стоит огромный чан вина в сорок бочек
и чара в полтора ведра. Сам Василий Буслаевич стоит около чана с огромным вязом. На
пир приглашаются только те, кто сумеет поднять и выпить чару и вынести удар по голове
червленым вязом.

Кто изопьет чару зелена вина,
Мерой чару полтора ведра,
Весом чару полтора нуда,
И кто истерпит червленый вяз,
Тот ступай на почестный пир.
(Рыбн. 64)

Те, кто выдержат это испытание, попадают к Василию в его храбрую дружину и даже
принимаются к нему в крестовые братья. Остальные могут уходить.
Таким образом, это уже не только наемные «недобрые люди», всегда готовые на любое
кровопролитие. Это тесно спаянная общими интересами дружина, крестовые братья,
готовые на борьбу и смерть и знающие, кто их враг. Из дальнейшего будет видно, что
главный враг - это купеческий Новгород, и конфликт данной былины есть конфликт
между обездоленными людьми труда и людьми, разбогатевшими на торговле.
Охотников выдержать испытание находится, однако, немного. Шли больше ради дарового
угощения. Мужики уходят с пира, очень выразительно ругая Василия Буслаевича.
Но уходят не все. Из толпы выделяются те, ради которых весь этот пир был созван.
Дружина обычно набирается из тридцати человек, из которых названы поименно и
подробнее обрисовываются трое. Их имена для нас отнюдь не безразличны, так как они
дают представление о том, из кого эта дружина состоит. Уже выше мы видели, что к
Ваське идут «шильники, мыльники, игольники». Для нас не важно, подразумеваются ли
под «шильниками» сапожники и под «игольниками» портные, или же это мастера,
делающие шила и иглы. Здесь могли бы быть названы и другие ремесла. Для нас важно,
что дружина составляется из людей ремесленного труда. То же показывает анализ имен
членов дружины: это - Потанюшка Хроменький (Поташенька сутул-горбат, Данилушка
сутул-горбат), Фома, «Толстый, сам ремесленный» (Фома Толстокожевников, Фома
Ременников), Котельная Пригарина, Костя Новоторженин (Костя-Лостя Новоторщенин,
Ванюшка Новоторжанин), Васька Белозерянин (Костя Белозерянин).
Эти имена показывают двоякую картину. С одной стороны, дружинники действительно
состоят из людей ремесленного труда: Ременников, Кожевников, Толстоременников.
Ясно, что речь идет о кожевниках и шорниках. В названии «Котельная Пригарина» мы
узнаем котельника, получившего свое название от того, что от дыма он черен, как
изготовляемые им котлы.

Такая картина характерна для развитых феодальных городов. Ремесло достигало в
древних русских городах высокой степени развития и совершенства.
В 1583-1584 годах в древнем Новгороде было известно около двухсот ремесел.
«Характерна большая дифференциация в ремесленном производстве. В производстве
одежды имелись особые сарафанники, телогрейники, свитники, однорядочники,
душегрейники, епанечники, кафтанники и т. д. ». Ту же картину дают другие ремесла. В
производстве металлических изделий имелись булавочники, крестечники, пуговичники, в
оружейном - лучники, сабельники, секирники и т. д. Для певца нет необходимости
перечислять все те ремесла, которые представлены в дружине Василия Буслаевича.
Упоминаются представители наиболее важных ремесел по производству одежды,
кожаных изделий и изделий из металла.
С другой стороны, дружина состоит не из новгородцев, а из пришлых людей: эти люди не
связаны своим происхождением с Новгородом. Ими руководят не местные, а более общие
интересы. Костя Новоторженин - из Нового Торжка, Васька - из Белозерска и т. д. Наконец, часть дружины состоит из людей с физическими недостатками. Потаня обычно
изображается либо хроменьким, либо горбатеньким. Телесные недостатки по контрасту
подчеркивают, выделяют необычайную физическую и моральную силу этих людей.
Именно эти самые убогие и обездоленные люди полны величайшей силы, которая пока не
находит себе применения, так же как и сила Василия Буслаевича.
Василий Буслаевич иногда не верит, что Потаня может выдержать удар его вяза. Но певцы
иногда останавливаются подробно именно на Потане.

И схватил Васька черненый вяз,
Бил Васька детину в буйну голову.
Детина стоит - не ворохнется,
На нем синь кафтан не колыхнется,
Кудри черные не тряхнутся,
Полна чарочка в руках не всплещется.
(Кир. V, 8)

Идет-то Потанюшко Хроменький
Ко Василию на широкий двор,
Ко той ко чаре зелена вина.
Брал тую чару одной рукой
И выпил чару за единый дух.
Как выскочит Василий со новых сеней,
Хватал-то Василий червленый вяз,
Ударит Потанюшку по хромым ногам:
Стоит Потанюшка - не крянется,
На буйной голове кудри не ворохнутся.
(Рыбн. 169)

Так Василий Буслаевич набирает дружину из 29 человек и зовет ее к себе в палаты «пить
напитки сладкие».

Конфликт, уже давно созревший, выливается наружу. Дружина набирается для того,
чтобы привести ее в действие. В этом конфликте более или менее ясен Василий
Буслаевич, ясно лицо его дружины. Неясно другое - неясен противник, с которым он
вступает в борьбу.
Чтобы определить противника, а тем самым понять и определить смысл, идею песни,
необходимо изучить те внешние формы, в которые конфликт выливается. Эти формы
могут быть различны и частично зависят от певца, от его мировоззрения и степени
одаренности.
Одна из форм, которую принимает конфликт, состоит в том, что столкновение происходит
во время пира братчины. «Братчина» в том смысле, в каком это слово употребляется в
былине, это пир, устраиваемый в складчину по церковным праздникам. У Кирши
Данилова братчина собирается в Николин день и называется «братчина Никольщина».
Братчина имела своего старосту. У Кирши Данилова он назван церковным старостой.
Братчины, устраивавшиеся в определенные дни церковного календаря, могли быть
связаны с соответствующими храмами и храмовыми праздниками.
В братчину все вносили равные доли. Василий вносит пай за каждого из числа своей
дружины по 5 рублей, но за себя он вносит 50. Состоятельные люди помимо пая могли
вносить любые суммы для лучшего проведения пира:

За всякого брата по пяти рублев,
А за себя Василий дает пятьдесят рублев.
(К. Д. 10)

Доля могла вноситься зерном: «Насбирали они хлеба семнадцать мер» (Кир. V, 3).
Мужики-новгородчана,
На пиры они были завидные,
Никола Зиновьевич, Фома Родионович,
Вздумали они собирать братчины Никольщины;
Насбирали они двенадцать мер,
Наварили зелена вина.
(Кир. V, 8)

Никола Зиновьевич и Фома Родионович - имена старост; таковые имеются и в
некоторых других вариантах.
Исторически братчины имели более широкие функции, чем те, которые описаны в
былинах. Они имелись во всей России, но особо яркую и конкретную форму приняли в
Новгороде.
«Братчинами» могли называться постоянные союзы, имевшие в некоторых случаях даже
право судить своих членов. Они были связаны с ремеслами и имели место в городах, где
были развиты ремесла. Они, по-видимому, представляли собой некоторую начальную
форму цехового устройства. В былинах эта сторона дела не отражена, но мы уже
заметили, что толпа, которая валит на двор к Василию Буслаевичу, частично состоит из
представителей различных ремесел.
Пиры братчины давали начало самым разнообразным конфликтам. В былине о Василии

Буслаевиче мы видим двоякую картину: недоразумение происходит между пирующими
членами братчины и не принятыми в нее, которые тоже хотят пировать. Конфликт может
также происходить между членами самой братчины. В обоих случаях конфликт носит
социальный характер. Прием в братчину обусловливался внесением пая; многие,
беднейшие, были не в состоянии это сделать. Мы видели, что за свою дружину пай вносит
Василий Буслаевич. Таким образом, столкновение, происходящее между членами
братчины и не членами ее, есть столкновение между ремесленной обеспеченной
верхушкой и «голями».
В то же время и внутри братчины имелось неравенство. Староста братчины несомненно
принадлежал к кругам, имеющим отношение к церкви и торговле. Столкновение
происходит между старостой и его людьми и остальной массой членов братчины.
В тексте Кирши Данилова Василий Буслаевич принят в братчину. Но во время пира он
уходит из нее и идет в царев кабак.
Внешних причин, по которым Василий Буслаевич уходит с пира братчины, нет никаких.
Причина состоит в том, что в братчине Василию Буслаевичу не место. Он понимает суть
дела лучше, чем его дружина, которая остается пировать с братчиной. Но когда он
возвращается, он застает членов своей дружины уже в драке с членами братчины, хотя
они и приняты в нее. Драка сперва носит полушуточный характер кулачного боя, но скоро
переходит в серьезное столкновение.

А и будет день ко вечеру,
От малого до старого,
Начали уж ребята боротися,
А в ином кругу в кулаки битися;
От тое от борьбы от ребячия,
От того бою от кулачного
Началася драка великая.
(К. Д. 10)

Василий начинает эту драку разнимать, но получает удар по щеке. С криком «Уже Ваську,
меня, бьют» Василий зовет своих дружинников; начинается кровопролитная драка,
которая принимает такие размеры, что искалеченные люди и трупы лежат на улицах
Новгорода.
Тем не менее это только одна из форм начала конфликта. К концу песни конфликт примет
форму уже не драки, а настоящего сражения, боя.
Таким образом, мы видим, что в тексте Кирши Данилова конфликт происходит между
членами братчины, так как Василий Буслаевич и его дружина, будучи принятыми в нее,
все же по существу к ней не принадлежат по своему социальному положению.
В других записях сам Василий Буслаевич, находясь на пиру братчины, начинает ссору.
Напившись пьяным, он выливает из чана все вино и издевается над старостами.

Не боюсь я тебя, Никола Зиновьевич,
Не боюсь я тебя, Фома Родионович,
Не боюсь я всего Новгорода!

(Кир. V, 3, 8)

В других случаях Василий Буслаевич вообще не состоит в братчине. Его не зовут на пир,
но он идет незваный, сам.
Когда видят, что идет Василий Буслаевич со своей дружиной, от него крепко-накрепко
закладывают ворота. Но Васька Маленький влезает в щель или перелезает через тын и
открывает ворота изнутри (Рыбн. 195, ср. Аст. 14).
Такова одна форма начала конфликта. Она донесла до нас отголоски жизни отдаленной
эпохи Новгорода в чрезвычайно ярких и исторически верных формах.
Социальный характер конфликта совершенно ясен. Мы знаем, что Василий Буслаевич
набрал свою дружину из «голей» ремесленного происхождения. Ремесленно-цеховой
характер носит и братчина. Однако мы должны предполагать, что внутри ремесла имелась
весьма существенная дифференциация. Ремесло было основной формой производства, и
оно объединяло как состоятельных предпринимателей, так и рабочую силу. Из былины
видно, что «братчина» объединяла более состоятельных, что «старосты» таких братчин
принадлежали к людям, имеющим власть и силу. Именно поэтому названы их имена. Они
- знатные люди. Если это так, то становится понятным, почему Василий Буслаевич
держится с ними вызывающе и заявляет, что он их не боится, почему Василия Буслаевича
иногда даже не берут в братчину или не пускают на пир. Он со своей отчаянной дружиной
представляет иную силу, чем братчина. Братчина была организацией, объединявшейся
вокруг старосты - несомненно торговца и богача. Дружина же Василия Буслаевича
представляет силу людей, при данной общественной организации оставшихся за бортом,
людей, которым нечего терять, имеющих в лице Василия Буслаевича своего идейного
вождя и свою материальную опору. Дело, следовательно, не в пьяной драке, как это
иногда объясняется некоторыми исследователями, а в борьбе различных социальных сил.
Братчина - явление, характерное для XV-XVI веков. Что такое братчина, певцы стали
забывать, и из многих вариантов братчина вообще уже исчезла. Она была заменена
княжеским пиром: конфликт начинается не на братчине, а на княжеском пиру. Форма эта
- несколько бесцветная, в ней нет уже ничего специфически новгородского. Но такая
замена стала возможной потому, что певцы, забывая о братчине, не забывали и понимали
классовый характер столкновения. В этих вариантах первое столкновение происходит
между Василием Буслаевым и новгородским князем. Форма эта напоминает нам былину о
ссоре Ильи и Владимира. Княжеский пир иногда противопоставляется тому пиру, который
созывает Василий Буслаевич и на котором он набирает себе дружину. Новгородцы
собирают пир

На многих князей, на бояр,
На русских могучих богатырей.
(Рыбн. 64)

«Русских могучих богатырей» в данном случае придется признать привнесенными
механически. Пир - княжеский и боярский, и на поверку на нем ни одного богатыря не
оказывается. На этот пир Василия Буслаевича не зовут. Но он идет на него сам. Его хотя и
пускают, но сажают на самое последнее место, за дубовый стол. Конфликт здесь

разыгрывается в формах, которые очень напоминают нам былину о ссоре Владимира и
Ильи.
Говорят тут гости званые:

«Ай же ты, Василий Буслаевич!
Хоть ты садишься в большом углу,
Ты есть гость незваный,
А мы гости званые». -
«Хоть я гость незваный,
Куда посадят, там сижу,
А что могу достать своей рукой, ем да пью».
(Рыбн. 64)

В пудожской записи он, придя на княжеский пир незваным, садится на скамью в большой
угол и начинает спихивать со скамейки гостей и выталкивать их в сени. Гости в страхе
перед ним разбегаются (Рыбн. 169; ср. Марк. 52). Так Василий Буслаев разгоняет
княжеский пир и сам занимает место пирующих. Открытой драки в этом случае не
происходит.
Такова первая фаза конфликта. Вторая наступает немедленно вслед за первой. Находится ли Василий на пиру братчины, или на княжеском пиру, он не довольствуется теми
крупными или мелкими стычками, которые происходят. Он вызывает на бой весь
Новгород, причем бой этот обставляется договором о том, на каких основаниях он должен
вестись. Если Василий вызывается «биться, драться на весь Новгород», то слова «весь
Новгород» не должны пониматься буквально.
Ясно, что, совершая сделку с князем или со старостами братчины, Василий имеет против
себя не весь Новгород, а его верхушку и нанятую ею силу. Так как они держат в руках
власть, они могут поднять на бой весьма значительные силы.
Противники Василия Буслаевича очень довольны: они думают, что Василий вызывает их
на неравный бой с пьяных глаз; они ловят его на слове, «кладут записи» или «бьются об
заклад», то есть записывают условия боя и определяют ставку.
Бой должен происходить на Волховском мосту. Если Василия «свалят» еще до моста, или
у моста, или посреди моста, -

Вести на казень на смертную,
Отрубить ему буйна голова;
А уж как пройдет третью заставу,
Тожно больше делать нечего.
(Рыбн. 169)

Вся эта часть былины исторична в том смысле, что Волховский мост в древнем Новгороде
был тем местом, где обычно происходила борьба. Здесь не только совершались потешные
кулачные бои, но происходили схватки и иного характера. Новгород управлялся вечем.
Борьба на вече принимала иногда весьма острые формы. Иногда одновременно

собиралось два веча: одно на Торговой стороне, другое на Софийской, и между
участниками того и другого веча происходили кровавые столкновения на Волховском
мосту.
Сделка закрепляется ставкой. Противники Василия Буслаевича, как представители
денежного богатства, обычно закладывают огромные суммы, до 200 000 рублей. Василий,
как истый богатырь, закладывает свою голову.

И ударился Васька о велик заклад
Не о ста рублях, не о тысяче,
Ударился Васька о своей буйной голове:
Заутро биться Ваське со всем Новгородом.
(Кир. V, 8)

Мы видим, как мастерски изображается нарастание событий и напряженности конфликта.
Решающий бой должен произойти на следующий день. Он действительно и происходит,
но не так, как этого ожидает Василий Буслаевич, и не так, как этого хотят его противники.
После пира Василий обычно приходит домой и рассказывает о случившемся матери.
Иногда, придя домой, он начинает догадываться, что на пиру он был взят врасплох и что
бой предстоит неравный. В таких случаях он приходит домой кручинный.
Теперь настал момент для действий его матери. Эпическая мать Василия Буслаевича -
Амелфа Тимофеевна - представляет собой образ героической женщины и матери в
русском эпосе. Во всем Новгороде нет никого сильнее ее буйного сына. Но Амелфа
Тимофеевна обладает настолько сильным характером и таким авторитетом у своего сына,
что она единственный человек во всем Новгороде, кто может его укротить и справиться с
ним.
Первое, что предпринимает мать для укрощения и спасения Василия Буслаевича, - она
сажает его в «клеточку железную», за решетки и замки или в глубокую яму, в погреб под
каменную плиту, заковывает его в кандалы, или приковывает к стене, или всего его
окутывает шелковыми веревками. Его иногда сажают за 12 дверей с 12-ю замками.
После этого она бежит к старосте или к князю с богатыми подарками, чтобы вернуть
записи, уничтожить условие. Однако такая попытка всегда встречает отказ.

Мне не надо миса злата, серебра,
Не надо другая скатна жемчуга,
Надо мне Васильева головушка.
(Гильф. 284)

Тожно прощу, когда голову срублю.
(Рыбн. 169)

Такой отказ показывает, до какой степени ожесточения дошел конфликт и насколько
Василий Буслаевич опасен для новгородских князей и старост.

Князья не хотят отказаться от боя, так как этот бой сулит им голову Василия, их
политического противника, которого они таким путем стремятся устранить.
На следующее утро, согласно уговору, начинается бой. Бой, как и ожидали князья,
совершается с неравными силами.

Василию идти со дружиною,
А мужикам идти биться всем Новым-градом.
(Рыбн. 64)

Дружина Василия выходит на бой одна, без своего вождя. Василий Буслаевич находится в
своей клеточке и спит мертвецким сном или под влиянием пира, или от «забудущего»
напитка, которым в некоторых (редких) случаях его опаивает мать.
Чтобы разбудить Василия Буслаевича, вводится новая, эпизодическая, но все же для нас
очень важная фигура, фигура девки-чернавки, «верной служанки» Василия Буслаевича,
которая делает всю черную работу: таскает воду, «опахивает» (т. е. подметает) палаты и т.
д. Эта девушка, выйдя утром со своим коромыслом к Волхову, видит бой и видит также,
что дело идет неладно. Дружина Буслаева сильно пострадала:

Молотами у них головы испроломаны,
Кушаками головы завязаны.
(Кир. V, 8)

Головки шалыгами прощелканы,
Платками руки перевязаны,
И ноги кушаками переверчены.
(Рыбн. 150)

Эта «девка», рабыня Василия Буслаевича и его матери, оказывается, однако, им
совершенно под стать. Она полная единомышленница Василия Буслаевича. Она бросается
в бой и своим коромыслом укладывает несколько десятков людей. После этого она бежит
домой, срывает все замки, отодвигает решетки и будит Василия Буслаевича.
Такова эта девушка, по которой видно, что челядь для Василия Буслаевича не столько
челядь, сколько та же дружина, видящая в нем своего вождя. Эта девушка мало чем
уступает удалым молодцам из дружины Василия Буслаевича.
Василий Буслаевич обычно сразу вскакивает и не оставляет себе даже времени
вооружиться. Он хватает первый попавшийся вяз или тележную ось и спешит к мосту.
Свою дружину он расталкивает и отстраняет, предлагая ей отдохнуть, а сам начинает
помахивать шелапугой или дубиной по головам новгородцев. За час он расправляется со
всеми новгородцами, вышедшими на бой с ним, а затем начинает уничтожать всех
направо и налево; в некоторых вариантах он начинает уже разрушать городские здания.
Формы схватки на Волховском мосту, как мы видели, вполне историчны. Именно здесь,
случалось, происходила бурная вечевая борьба; но между тем, что происходило в истории,

и тем что происходит в былине, есть и различие. Василий Буслаевич возглавляет не тех,
кто имел своих представителей в вече, а тех, кто их там не имел. Внутренняя борьба на
вече шла между различными партиями одного класса. Борьба в былине происходит между
людьми труда и людьми богатства. Она перерастает формы своеобразной новгородской
«парламентской» борьбы и выливается в формы открытого восстания.
Новгородские летописи отмечают многочисленные случаи, когда неимущее новгородское
население поднималось против боярской знати и крупного купечества. Особенно
значительным было восстание в Новгороде в 1418 году, во время которого пострадали
многие новгородские бояре и были разгромлены боярские житницы. При таких
восстаниях разрушались не только житницы, но и дворы. Именно так поступает Василий
Буслаевич: он начинает разрушать дома, - конечно, не тех ремесленников, которые
состоят в его дружине, а богачей. О подобном событии летопись сообщает:
«И опять они взъярились, будто пьяные, на Ивана Иевлича, на Чуденцовой улице; и с ним
разграбили много домов боярских, и монастырь св. Николы на поле разграбили, говоря:
«Здесь житницы боярские».
Приблизительно так дело происходит и в былине. Видя, что Василий Буслаевич
разрушает дома, новгородцы зовут на помощь крестового отца Василия Буслаевича.
Иногда крестовый отец вызывается матерью Василия Буслаевича, но чаще всего он
является сам, никем не званный, и теперь идет навстречу Василию Буслаевичу, чтобы его
унять.
Эта являющаяся в конце былины фигура принадлежит к самым ярким образам, созданным
русским эпосом.
Так как у Василия Буслаевича нет отца, его место заступает отец крестовый или крестный.
Он глубокий старец. Обычно он монах Кирилловского или какого-либо другого
монастыря. Часто он паломник или бывший паломник. Он именуется «старчище-
пилигримище». Очень часто добавляется его имя: Игнатьище, Елизарище, Андронище,
Угрюмище и т. д. Он согнулся от старости:

К земле Игнатьище покляпается,
Костылем Игнатьище подпирается.
(Кир. I, 3)

Тем не менее этот старец - могучий богатырь и силач. Его-то новгородцы и зовут на
помощь, чтобы он своим авторитетом или силой унял Василия.
Но самое странное в этом старике - его одеяние. Его голова накрыта огромным
церковным колоколом. Некоторые ученые видели в этом недоразумение: «колокол» будто бы есть испорченное византийское «кукулла», то есть шапка земли греческой, имевшая
форму конуса или колокола.
Эта точка зрения не оправдывается материалами. Шапку земли греческой мы видели в
былине о Добрыне-змееборце, Здесь же дело идет не о шапке, а именно о настоящем,
тяжелом, крупном колоколе, надетом на голову. Колокол этот иногда с храма Софии.
«Несет на голове Софеин большой колокол» (Рыбн. 64). Иногда старец по дороге к мосту
снимает колокол с колокольни и надевает его себе на голову (Рыбн. 72). Вес этого
колокола указывается различно - от тридцати до трех тысяч пудов. Что колокол здесь

понимается не в переносном, а в самом буквальном смысле, видно еще по тому, что
старец подпирается языком от колокола.

Он клал на свою голову колокол монастырскии,
Который колокол был весу ровно три тысячи:
Он идет-де, колокольным языком подпирается,
Тут калинов мост да подгибается.
(Гильф. 259)

Старчище-пилигримище как бы воплощает в своем лице тот старый Новгород, против
которого Василий Буслаевич ведет борьбу. Когда с покорением Новгорода в Москву был
увезен вечевой колокол, это означало потерю независимости Новгорода от Москвы.
Колокол - знак старого, торгового, независимого от Москвы Новгорода. Отнюдь не
случайно, что этот колокол на голове старика иногда назван большим колоколом с
Софийского собора. Это тот же символ в другом выражении.
Иногда старец обращается к Василию Буслаевичу с отеческим наставлением:

Ты послушай, да я тебе ведь отец крестный ведь,
Я грамоте тебя учил, на добрые дела наставлял.
(Григ. I, 39)

Однако доброта старика - мнимая и напускная, и Василий это понимает.
Когда ты меня учил, то тогда деньги брал.
(Аст. 14)

К этим словам Василий прибавляет ругательство, которое певец не пропел, а произнес,
как бы сам ругаясь от имени Василия Буслаевича.
Обычно старик исполнен злобы, презрения и ненависти. Его ведут князья (Рыбн. 158), за
ним следует целая толпа (Рыбн. 17). Он идет, чтобы наказать Василия Буслаевича, и в
некоторых случаях делает попытку его убить. Уговоры и укоры старика полны
ругательств, злобы и презрения к Василию Буслаевичу. Он хочет с ним
«похристосоваться», то есть вместо поцелуя его ударить.

Молодой куренок не прокуркивай,
И малый щененок не пролайкивай,
Где е у меня е любезный хрестницек,
Василей сын Буслаевиц,
И надо мне с ним похристовкаться.
(Милл. 93)

А стой, Васька, не попархивай,

Молодой глуздырь, не полетывай!
(К. Д. 10)

Молодой бобзун, не попархивай,
Да ты же у меня во ученье был.
(Милл. 14)

Старик укоряет Василия его молодостью (щененок, куренок, глуздырь, бобзун).
Соответственно Василий в своих репликах издевается над его старостью.
Тебя черт-от несет, да крестный ты мой батюшка,
Водяной тебя несет, да все не вовремя.
(Марк. 52)

На ругательства старика он отвечает:
Не корись ты, старая шлея бросовая,
Не корись ты, корзина дертюжная,
Дертюжная корзина, вековалая!
(Кир. V, 3)

Василий принимает вызов старика и со всего размаху ударяет тележной осью по
колоколу.
Сколько я тебя крестным ни называл,
На веку ты мне яичка не давывал;
Теперь мы с тобой похристосуемся:
Вот тебе красно яичко - Христос воскрес!
(Кир. V, 8)

Чаще встречается такая реплика Василия на уговоры старика:
Ай же ты, крестовый мой батюшка!
Не дано тебе у меня о Христове дни,
А дам тебе яичко о Петрови дни.
(Рыбн. 17)

От удара иногда колокол разбивается вдребезги. Иногда же старец выдерживает удар, но
когда Василий заглядывает под колокол, он обнаруживает, что у старца от удара из орбит
выскочили глаза.
В одной записи глаза падают в Волхов и «плывут как голуби». Удар обычно убивает
старца наповал.

И ударил своим вязиком черленыим
По Софеину большому колоколу

И убил старчища Андронища,
Своего крестового батюшка.
(Рыбн. 64)

В одном случае Василий спихивает старца в Волхов; он идет вслед за ним под мост.

Там уж дядьки и живого нет,
Задавило его языком колокольниим.
(Рыбн. 72)

Озлобление Василия так велико, что, покончив с своим крестным отцом, он издевается
над его телом.
Еще сердце в нем не уходилося,
Еще грает над телом Васька Буслаев сын:
«Лежи ты здесь, сучище облезлое,
Вот тебе яичко - Христос воскрес!»
(Кир. V, 3)

Ясно, что встреча этих двух новгородцев знаменует встречу двух мировоззрений, двух
укладов жизни. Белинский был прав, когда писал: «Этот старец-пилигримище есть
поэтическая апофеоза Новгорода, поэтический символ его государственности». Борясь с
ним не на жизнь, а на смерть, Василий Буслаевич вступает в борьбу со всей той системой,
которая делит новгородцев на богатых гостей, князей и бояр, с одной стороны, и «черных
людей», людей труда, из которых состоит его дружина, - с другой. Это показывает, что
идея «господина великого Новгорода» в народном сознании давно поколеблена и
уничтожена. Не Иван III и не Иван IV разбивают Софийский колокол, знамя новгородской
«вольности»; в народной песне его уничтожает новгородец во главе ремесленных людей.
Хотя в основном действие былины не связано с московско-новгородскими отношениями,
эти отношения здесь все же просвечивают в восприятии народных низов.
В основном же борьба в этой былине идет не против Москвы, а против своих же
новгородских и общерусских сильных людей. Что воплощением всей этой системы
сделано лицо духовного звания - отнюдь на случайно. В старце можно узнать черты
древнего новгородского «владыки», то есть архиепископа. Храм Софии обладал
огромными земельными угодьями и денежными средствами. Новгородский архиепископ
был одним из первых лиц республики. Он председательствовал в высшем суде, вел
сношения с иностранными государствами, был посредником между Новгородом и
немецким купечеством. Возглавляя церковь, «владыка» фактически мог держать в своих
руках вече. Отсюда понятна та народная ненависть, которая окружает в былине
«владыку». Недаром в некоторых случаях Василий Буслаевич, убив старца, продолжает
бой уже не мечом и не копьем, а колокольным языком.
Так бой кончается полной победой Василия. Убив старика, он продолжает разрушать
боярские и купеческие каменные хоромы.

И напустился тут Василий на домы на каменные.
(Рыбн. 169)

Видя, что Василий Буслаевич разоряет дома, видя его полную победу, новгородские
правители, «воевода» или «старшина» прибегают к последнему средству, чтобы унять его:
они обращаются за помощью к его матери.
Мы уже знаем, что для русских богатырей мать - наиболее высокий, наиболее святой
авторитет. Амелфа Тимофеевна уже однажды пыталась спасти своего сына от боя, но, как
мы видели, это ей не удалось. Никакие железные решетки не могли его удержать.
Теперь она надеется не на решетки, а на свой материнский авторитет. С величайшей
осторожностью, чтобы не попасть под его удар, она подходит к нему сзади и трогает его
за плечо. Про нее поется, что она «пала к нему на плечо на могучее». Она уговаривает его
«унять», «укрепить» свое сердце, «уходить» свои могучие плечи.
Василий взят врасплох. Он не оказывает своей матери ни малейшего сопротивления. Мать
уводит его домой, и он беспрекословно ей повинуется.

И тут берет Василья родна матушка за ручки за белые,
Ведет его во свои покои во любимые:
И стала тут Васильюшка кормить-поить,
В покоях хоронить и весело с ним жить.
(Рыбн. 72)

Есть и такие варианты, в которых мать накрывает его шубой и приносит на своих руках
домой, как малое дитя (Рыбн. 64). Иногда еще сообщается, что трупами завалены все
улицы города и теперь их убирают.
Так кончается повествование. Легко заметить, что былина внутренне не закончена. На
чьей стороне победа? Внешне победил Василий Буслаевич. Он уничтожил своих врагов,
одержал верх в схватке с ними. Но победа не доведена до конца. Враг побежден, но не
уничтожен. Враг не уничтожается в песне, так же как он не был уничтожен в современной
былине истории. Былина рисует столкновение общественных сил, она показывает, на чьей
стороне правда и на чьей стороне народ.
Мы и в данном случае имеем отражение характерной для более позднего эпоса поэтики,
согласно которой правый герой не одерживает победу, а его противник не терпит
поражения. Внутренняя правота героя, при внешнем его поражении, создает трагический
образ героя, и Василий Буслаевич - образ именно трагический. Как таковой он
возбуждает высшую степень сочувствия у слушателя. Трагическая трактовка героя еще
больше подчеркивает правоту того дела, за которое он борется.
Есть несколько отдельных случаев, вариантов, в которых певцы не удовлетворяются тем,
что Василий Буслаевич, выиграв борьбу, вновь уходит под опеку своей матери.
В этих вариантах победа доводится до полного конца. Однако в художественном
отношении они выходят менее убедительными, в них нарушается историческая правда и
действительность.

Есть варианты, в которых новгородцы предлагают Василию Буслаевичу власть. Так, в
печорской версии поется:

Покорился-то весь да славный Новгород,
Выдавали, отдавали золоты ключи.
(Онч. 94)

Такой конец означает, что власть, которая находилась в руках купцов, князей, бояр,
воевод, теперь перешла в руки вождя обездоленных.
Такой же конец имеется в былине, записанной Гильфердингом в Петербурге от
крестьянина из Новоладожского уезда:

Да уж как стал Василий Богуслаевич
Владеть да всем Новым градом.
(Тих. и Милл. 289)

Несомненно, что такой конец - более позднее привнесение, результат творческой
обработки сюжета. С другой стороны, есть и такие случаи, когда исход борьбы сводится к
выигранному закладу, когда Василий Буслаевич начинает проводить жизнь в праздности и
веселье - результат порчи и непонимания песни. Незавершенность исхода борьбы -
исконная и исторически наиболее оправданная форма конца. Но эта же незавершенность
влечет за собой и продолжение, в котором Василий Буслаевич переносит борьбу уже в
иную область, в иную плоскость. Это - песня об отъезде Василия Буслаевича из
Новгорода и о его смерти. Так одна песня с необходимостью вызывает другую, и многие
певцы объединяют две былины о Василии Буслаевиче в одну.

Славились песни о могучем богатыре Василии Буслаеве. Он известен только своей силой, буйством и разгулом. Это – несимпатичный богатырь. [См. Василий Буслаев – краткое содержание былины .]

Василий Буслаев. Фильм 1982 г.

В детстве мать отдала его учиться грамоте; он легко научился «пером писать», читать и петь в церкви. Но наука не пошла ему на пользу, т. к., он еще смолоду стал проявлять свой буйный, неистовый нрав и сдружился с дурными людьми,

Допьяна уж стал напиваться;
А и ходит в городе и уродует;
Которого возьмет он за руку,
Из плеча тому руку выдернет.

Делает это он не со злобы, а из озорства, из желания драться.

Потом Василий, или Васька, как его часто называют в былинах , набирает себе дружину, заманивая к себе на службу обещанием всегда сладко есть и пить, без особого труда и работы, – другими словами: есть и пить награбленное.

Набор дружины происходит следующим оригинальным образом. Васька принимает желающих поступить к себе на службу на дворе, где он поит их вином и испытывает силу приходящих к нему, нанося каждому страшный удар по голове «червленым вязом», налитым до половины свинцом. Кто выдерживает это испытание, тот достоин быть дружинником Васьки Буслаева. Первый его дружинник и сподвижник – Костя Новоторженин, удалой молодец, у которого от страшного удара по голове даже «кудри не шелохнулись».

Так и набирает Васька Буслаев себе в дружину двадцать девять буйных молодцев, сам он – тридцатый. С этой дружиной Буслаев предлагает Новгороду «биться о великий заклад», но заклад – другого рода, чем Садко. Василий предлагает всем мужикам новгородским драться с ним и его дружиной, кто кого одолеет? Начинается страшное побоище; Васька «уродует» и буйствует:

Началась у них драка-бой великая...
Пошел Василий по Волх-реке.
И идет Василий по Волх-реке,
По той Волховом по улице.
С теми мужиками новгородскими
Он дерется, бьется день до вечера.
Прибили уже много до смерти,
Вдвое, втрое перековеркали,
А уж мужики покорилися,
Покорилися, помирилися.

Они просят крестного отца Васьки, «Старчище-Пилигримище», унять своего расходившегося крестника. Но когда Старчище-Пилигримище с церковным колоколом на голове является на место побоища, Буслаев и его убивает.

В описании этого страшного боя видно несомненное отражение знаменитых новгородских драк, происходивших часто после вечевых сходок , а вмешательство Старчища-Пилигримища с церковным колоколом на голове напоминает вмешательство церковных властей, епископов и митрополитов новгородских, нередко приходивших разнимать и мирить воюющих.

Наконец мужики новгородские взмолились к матери Василия Буслаева, чтобы она «уняла свое чадо милое». Матери удалось остановить Ваську: она зашла сзади и положила ему руки на плечи. Он оглянулся, остановился и похвалил мать за догадливость: «а то», говорит, «если бы ты спереди зашла, я б и тебя убил». Этим Васька показывает, что в пылу сражения он совершенно забывается, увлекается: способен не разбирая, и мать убить.

Другая былина рассказывает о путешествии Василия Буслаева с дружиной в Святую землю, в Иерусалим.

Смолоду много бито, граблено,
Под старость надо душу спасать.

Но и в Святой земле Васька не оставляет своего «буйного обычая». Приближаясь к Иерусалиму, видит он на дороге человеческий череп, «пустую голову» и рядом – камень. Он толкает ногой без всякого уважения «пустую голову» и прыгает через камень, не обращая внимания на слова мертвой головы, которая предсказывает, что тот, кто будет через этот камень скакать, сломит себе «буйную голову».

Подойдя к Иордану, несмотря на общее уважение к святому месту, к реке, в которую благочестивые люди раз в год, в день Крещения, погружаются в одежде и с молитвою, – Буслаев без всякого благоговения со своей дружиной купается в Иордане нагишом.

Но наступает предел его разгульному буйству. Возвращаясь в Иерусалим, Васька видит опять на дороге череп человеческий и рядом – роковой камень. Васька предлагает своей дружине скакать через камень, говоря, что он сам будет скакать задом.

Разбежался Васька задом, споткнулся, пал на камень и убился насмерть, «сломил себе буйную голову». Дружина похоронила его подле мертвой головы.